Марк Анатольевич, почему именно Веничка Ерофеев вдохновил вас на новый спектакль?
Не так давно я смотрел у Райкина Кости «Маленькие трагедии». И меня поразило, что не было последовательности, маленькие куски из разных произведений соединялись в определенном порядке. Я спросил, почему, и он сказал: «Мне молодые режиссеры объяснили, что сюжет не моден, должны быть бессюжетные спектакли». И когда я начал думать над новым проектом, может, мне ангел шепнул: «Ну, посмотри на «Москва — Петушки». И мне это показалось чрезвычайно интересным. В нем есть такая живительная сила галлюцинаторного характера. И когда это смешивается с фантасмагорией, можно познать человека, его душу, самые неожиданные проявления, его болевые точки, открываются нам механизмы мышления, мук, страданий человеческих — на уровне ментальных особенностей, комплексов.
Прежде мне казалось, что энергия, с которой Веничка борется, идет от большевиков. Но нет — все гораздо глубже: может, она идет от нашей биографии? Но он предупреждал нас, что не надо этой энергией увлекаться. Тем более что она не сообразуется с нашими бюджетными возможностями. И еще понравилось, что он скептически относится к юмору, который идет с экранов телевизора. «Ваш хамский юмор калечит людям мозги. Он превращает их в дебилов». И это правда — сегодня все смеховые точки лежат ниже пояса.
Ерофеев — король неформальной лексики, которая теперь законодательно запрещена при публичном исполнении. А Веничка без мата — все равно что (даже не знаю, с чем сравнить)…
Я подумал, что если совсем обойтись без этого, то будет совершено предательство по отношению к автору. Мы должны дозированно, но коснуться этих слов. Самое высокое начальство, как мне показалось, не очень это одобрило, к тому же у нас в сценографии стена кремлевская. Но это цитата из Венички: «Я, исходивший всю Москву вдоль и поперек, трезвый и с похмелюги, — я ни разу не видел Кремля, а в поисках Кремля всегда попадал на Курский вокзал». А городскому начальству спектакль понравился. Знаете, я был готов к нападкам, но, похоже, пронесло. Может, дух Венички мне помогает и ограждает от излишней цензуры.
К цензуре именно вам не привыкать. Или уже забылись гонения на ваши спектакли. С одной «Юноной» сколько проблем было.
Не привыкать, я человек пуганый, хотя всегда боролся со страхом в себе.
Но сейчас, как мне кажется, беды ждать надо не столько от начальства, сколько от граждан, которые чуть что — срывают спектакль или подают в суд.
Когда в прошлом году начались нападки на Додина и Табакова, театральное сообщество как-то сплотилось, и был дан отпор. Когда меня спросили тут про оперу «Тангейзер», я сказал, что нам надо поблагодарить митрополита Новосибирского за то, что он сделал молодого режиссера Кулибина известным. Он, как человек талантливый, стал бы им, но все произошло бы медленнее. Если бы я посмотрел его «Три сестры», я бы его пригласил на постановку в «Ленком».
Я ошибаюсь или нет? Ерофееву — популярность которого началась с перестройкой, а свободные времена чуть приглушили ее — сейчас пришло самое время.
Вы не ошибаетесь. Мы сейчас озабочены некоторым регрессом в экономике и прочих областях, и вдруг оказывается, что он вскрыл комплексы, от которых нам не удалось избавиться, которые оказались обжигающе современны.
Знаете, очень сильна команда на сцене. Вы довольны работой актеров?
Игорь Миркурбанов в роли Венички — он был еще моим студентом, но потом с группой Евгения Арье уехал в Израиль. В нем есть какая-то загадка человеческая, он не прост, ему веришь, что он писатель, и в этом отношении он мне очень нравится. И меня порадовали моя дочь, Сергей Степанченко и Виктор Раков — они превратились в надежных комедийных актеров. Дмитрий Гизбрехт, лысый такой молодой человек, я вижу, как он сидит за кулисами, молчит — значит, концентрирует энергию. Молодая наша актриса Полина Чекан, которая вызвала полемику на худсовете Броневого и Колычева по поводу того, как она замечательно раздевается в спектакле.